Вмиг Люциус умчался в дом и через несколько минут вернулся с отверткой Пьетро. Потом снова опустился на четвереньки, а остальные окружили его плотным кольцом. Американец вставил лезвие отвертки в щель, обвел им периметр плиты и стал ее приподнимать.

Под мрамором обнаружилось небольшое пространство, а в нем притаилась маленькая плоская металлическая коробка.

— Эврика! — провозгласил Уайлд, вытаскивая ее наверх. — Отнесем это в дом. Готов заложить последний доллар, что мы нашли кодицилл.

12

У коробки не было замка, так что крышка легко снялась. Внутри было что-то вроде тетради или записной книжки, сделанной из сшитых вместе листков бумаги, в картонной обложке под мрамор.

Все стояли, вперив в нее взоры, тем временем как Люциус переворачивал листы. Каждая страница была наполнена маленькими, похожими на карикатуры рисунками, а также подписями к ним, выполненными характерным, плавным и изящным каллиграфическим почерком.

— А кодицилл обязательно стандартной формы? — спросила Делия. — Может он быть выполнен в свободной манере, с рисунками? Или непременно должен быть написан на юридическом жаргоне?

Люциус поднял тетрадь и хорошенько встряхнул, на тот случай если между сшитыми страницами вдруг обнаружился бы еще какой-то листок бумаги. Но такового не оказалось.

— Это что-то вроде дневника, — предположила Марджори, которая забрала тетрадь у Люциуса и сейчас просматривала первую страницу.

— Вот здесь она написала: «Мой первый визит на «Виллу Данте» в семь лет». А вот и она сама, у ворот, которые были тогда такими же, как сейчас.

Наследники смотрели на выполненный пером и чернилами лаконичный набросок девочки. В соломенной шляпе с торчащими из-под нее косичками, малышка сквозь решетку ворот смотрела на знакомый им фасад виллы. Ниже на странице помещался рисунок, изображающий ребенка, тянущегося к колокольчику на воротах.

— Маласпина определенно знала толк в рисовании, — проговорил Уайлд.

Следующая страница представляла молодую женщину в подвенечном платье, перед алтарем, в тот момент, когда красивый мужчина в сюртуке надевал ей на палец обручальное кольцо, «День моей свадьбы, 1881 г., — гласила надпись под рисунком. — Мое платье было из атласа, и я держала в руках белые розы с "Виллы Данте". А еще ниже, несколькими стремительными линиями, был нарисован высокий худой священник. «Дон Марко, который нас поженил. Теперь он кардинал и гораздо толще».

— Теперь? — спросила Делия. — Когда это «теперь»?

Марджори посмотрела на последнюю страницу.

— «"Вилла Данте", Рождество. 1956 г.», — прочитала она. — Беатриче, должно быть, нарисовала все это в конце жизни, в последний свой приезд сюда.

— И оставила для нас, чтобы мы нашли.

Теперь тетрадкой завладела Делия.

— Это эпизоды из ее жизни. Вот она в опере. Превосходный рисунок; очень похоже изображен крупный тенор, исполнитель партии из Вагнера. Только посмотрите на этого распевающего во все горло Зигфрида, выковывающего свой меч.

Еще одно изображение Беатриче Маласпины — на сей раз в виде молоденькой девушки в вечернем платье и чихающей, с надписью «Апчхи! Апчхи!» над головой. Рисунок более взрослой женщины примерно того же возраста, что на портрете в гостиной. «Майским вечером в храме, читаю поэзию, вокруг жужжат цикады и порхают светлячки, сияет полная луна», — написала она рядом. А под картинкой — цитата Генри Воэна: «Я видел вечность прошлой ночью…»

Рождественская страничка, датированная 1925 годом, украшенная образами из канонической рождественской песенки «Двенадцать дней Рождества».

«Лондон, 1940 г.», — значилось на странице, которая представляла Беатриче Маласпину в вагоне лондонской подземки, глядящую на собственное отражение в стекле. «Еду по Кольцевой линии до Паддингтона, надеясь, что, пока я в поезде, ни одна бомба не упадет. Еду на допрос относительно моих итальянских контактов, так что, возможно, моя следующая поездка будет в Тауэр».

Затем, под узнаваемым изображением старой женщины, сидящей на диване и читающей книгу, было написано: «Мои английские кузены настаивают, чтобы я прочла эпос Толкина, но не уверена, что понимаю орков, эльфов или даже хоббитов». И здесь же она изобразила косоглазого орка, томного, апатичного эльфа и фигурку смущенного человечка с волосатыми ступнями.

Еще один рисунок изображал Маласпину с волосами, убранными в тюрбан: дама смотрела в телескоп в верхней комнате какой-то башни. Рисунок был подписан: «Астроном изучает Сатурн летней ночью, одновременно слушая пение соловьев».

А затем, на последней странице: «А это еще одна башня — башня на "Вилле Данте"».

Марджори издала восклицание. Башня была нарисована в мельчайших подробностях, а у ее подножия, глядя на открытую дверь, стояли четыре фигурки.

Люциус тихонько присвистнул.

Джордж снял очки, протер и снова надел, чтобы взглянуть еще раз.

Делия была слишком поражена, чтобы вымолвить хоть слово.

— Это ведь вы, ваша четверка, не так ли? — спросила Джессика. — Господи, ей удалось передать сходство! Но откуда она знала, как вы выглядите?

БАШНЯ

1

— Я заметил, — произнес Джордж, — что жизнь некоторых людей изобилует предзнаменованиями «Опасно, держись подальше!», тогда как иные вовсе никогда с такими знаками не сталкиваются.

— Именно они-то и находятся в настоящей опасности, — кивнула Марджори, — Если не замечаешь предупредительного знака, тогда ты действительно в беде.

— А есть такие, — подхватил Люциус, — которые видят знак опасности и несутся прямо на него.

— Как вы, например, — ввернула Делия.

Они стояли перед дверью башни. Старинная дверь, массивная, филенчатая, из потемневшего дерева, вставленная в арку из громадных, даже устрашающих рустованных камней.

На двери висел, накренившись, предупредительный знак, а заградительные цепи имели средневековый вид суровой простоты и неподкупности.

Джордж внимательно посмотрел на них.

— А знаете, я думаю… — Он шагнул вперед, взялся за цепи обеими руками и энергично дернул.

К удивлению Делии, запор висячего замка раскрылся и цепи с лязганьем соскользнули наземь. Гордиев узел был разрублен. Как жаль, что нельзя вот так же хорошенько тряхнуть все препятствия в жизни и наблюдать, как они падают к твоим ногам. Если бы только знать точку приложения силы…

Люциус изучающе разглядывал теперь саму дверь.

— Дверной замок, однако, выглядит нешуточным. — Он надавил, потом сильнее, налег плечом. — Явно не бутафорский. Дверь заперта. Ключа у нас нет.

— Это должен быть большой ключ, — заметила Марджори. — Который не так-то легко спрятать.

— Бенедетта сказала, он вот такой величины, — показал руками Уайлд. — И она понятия не имеет, куда Маласпина его дела.

— Над дверью высечены какие-то буквы, в центре арки, — произнесла Делия.

Чтобы получше разглядеть, Джордж подошел ближе, тогда как Свифт отступила на шаг.

— Данте, — произнесла она. — То, что написано над вратами Дантова «Ада»: «Оставь надежду всяк сюда входящий».

— Жизнеутверждающая цитата, — усмехнулся Люциус. — Пожалуй, действует поэффективнее цепей, чтобы отгонять желающих войти.

Марджори все продолжала щуриться на буквы.

— Эти слова снабжены дополнением.

Высеченные в камне буквы были примерно в дюйм высотой, но кто-то делал приписки черными чернилами, которые ныне выцвели до бледно-серого цвета и стали почти неразличимы.

— Тут на самом деле написано следующее: «Оставь надежду всякий, кто пытается войти сюда, не поискав в самоочевидном месте».

— Кто-то над нами смеется.

— Беатриче Маласпина, — пожала плечами Свифт. — Кто же еще?

Всех четверых распирало сильнейшее возбуждение, каждый был убежден, что кодицилл спрятан в башне.