Из бара появилась синьора Ричи, хозяйка, неся мороженое в стеклянном стакане, который поставила перед Делией. В этот момент как раз вышел Люциус.

— Дело сделано. Готовы?

— А вы не хотите мороженого?

— Я выпил кофе там, внутри. Доменико!

Мальчик с шумом помчался через площадь, делая драматические знаки следовать за ним.

— Чего он хочет?

— Терпение, скоро узнаете.

— Вы ездите на мотороллере? — удивилась Делия, забираясь на «веспу» позади Люциуса. — Почему-то совсем не представляла вас в таком амплуа.

— Всегда страстно мечтал погонять на таком. Я взял его напрокат на недельку, с правом продления. — Американец покрутил рукоятку под рулем. — Черт, как он заводится?

Доменико был тут как тут, чтобы объяснить. Машина взревела и сорвалась с места, подскакивая на булыжной мостовой.

Делия, застигнутая врасплох стремительным стартом, крепко обхватила Люциуса.

— Вам надо было садиться боком, как в дамское седло! — прокричал он. — Как делают итальянские девушки. Вы шокируете добропорядочных жителей Сан-Сильвестро.

На полпути Воэн ткнула его в спину, и мотороллер стремительно остановился.

— Что случилось? Укачивает?

— Нет, я тоже хочу повести. Слезайте и дайте мне попробовать.

— О'кей.

Уайлд освободил ей место и показал, как заводить «веспу» и управлять ею. Потом вскарабкался на заднее сиденье, и, поначалу неровно, рывками, они поехали дальше.

— Отлично! Очень бодрит! — крикнула Делия. — А мы можем взять напрокат еще один?

— Хорошая мысль! — крикнул Люциус ей в ухо. Интересно, не держит ли он ее чуть крепче, чем требуется, подумала Делия. Это свойственно мужчинам, когда предоставляется такая возможность.

— Вы боитесь упасть или думаете, что я сейчас грохнусь? — спросила она, поворачивая голову. Люциус послушно ослабил хватку.

— Хотелось бы мне увидеть на такой штуке Марджори и Джорджа, — усмехнулся он.

Последнее замечание чуть не выбило Воэн из седла, и она едва не врезалась в полуоткрытые ворота усадьбы, проскочив лишь в нескольких дюймах.

— Джессика обзавидуется, — заметила она, давя на тормоз. — Что в сравнении с этим какой-то «эм-джи»? И более того, мы как раз успели к обеду. Смотрите, Джордж какой-то взъерошенный. Интересно, что его так взволновало?

11

Мелдон уютно устроилась на софе с одной из книжек Марджори. Сама писательница сидела в дальней, затененной части гостиной с сигаретой, глубоко погруженная в размышления, а расположившийся неподалеку Джордж с наслаждением покуривал трубку. Уайлд сидел у торшера, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. Похож на сжатую пружину, подумала Делия. Напряжен. Явно не в своей тарелке.

Воэн тихонько выскользнула из комнаты.

Ей надо раздобыть фонарь. Так, вот и он, у боковой двери. Наверное, Джордж поставил его сюда. Джордж, с его методичностью во всем. Хельзингер, самый закрытый из всех. Ему было не так-то просто открыть тайну своего рождения, но не это угнетало его постоянно. Что ж, Беатриче Маласпина и «Вилла Данте» продолжали оказывать свое магическое воздействие, вероятно, еще и расколется. Это не может быть что-то уж слишком шокирующее. Ну что такого ужасного мог сделать Джордж, чтобы это так отягощало его совесть? Бомбу. Да, похоже, он принимал на себя почти личную ответственность за создание бомбы. Делия уже пытала его по этому поводу.

— Наука виновата, — тихо говорил ученый. — Наука и человек, неуемное желание человечества знать больше, чем позволительно для нас как для вида.

Впрочем, певица вполне понимала, что ее совесть тоже оказалась бы придавлена бременем, имей она хоть малое отношение к созданию этого чудовищного оружия, которое теперь отбрасывало тень на жизнь всех людей и, бесспорно, будет и впредь отбрасывать, покуда существует человеческий род.

— Опасно не само знание, — печально сказал тогда Джордж. — Все дело в том, как его применить. Расщепление ядра может служить благу человечества.

— Или разнести нас всех вдребезги, — продолжила Марджори. — Что, учитывая глупость политиков, является куда более вероятным исходом.

…Приподняв цветочный горшок — осторожно, на тот случай если прежний квартирант вернулся в свою резиденцию, — Делия взяла ключ от башни. Оказавшись внутри, она на краткий миг испытала побуждение пойти в нижнюю комнату — просто чтобы напомнить себе, какой страшной и отвратительной была жизнь, — но устояла перед искушением.

— Не ради этого ты создала ту комнату, — произнесла Воэн, обращаясь к Беатриче Маласпине. — Ты, старая ведьма, прекрасно знала, что делаешь. — Певица стала подниматься по лестнице. — Если бы я верила в призраков — а я в них не верю, — то сказала бы, что твой дух и по сей день витает на «Вилле Данте», наблюдая за нами, насмехаясь над нами. Не этим ли всегда занимаются духи умерших — дразнят оставшихся на земле живых? По крайней мере, — продолжала Делия, — ты хоть не занимаешься тем, чем занимался у нас в школе полтергейст; раскидывал вещи, включал и выключал краны с водой и до полусмерти всех пугал.

Избыток пубертатной энергии — такой вывод сделали в конце концов, когда все попытки найти виновную среди учениц провалились. Явление необычное, но отнюдь не неизвестное. В результате в школу приехал друг школьного священника, веселый маленький человек в потертой сутане и с огромным крестом на шее. Он обошел всю школу, прыская святой водой и осеняя крестным знамением каждое помещение, каждый уголок и закоулок, каждый шкаф и буфет — все, что только мог найти. Он даже поднялся на крышу и долго ходил туда-сюда мимо карнизов. После чего никаких неприятностей больше не было.

Джордж чем-то напоминал Делии того маленького священника — только физик был так часто мрачен, а того переполняла жизнерадостность.

На самом деле, думала Воэн, открывая дверь в верхнюю комнату, по натуре Хельзингер как раз из тех, кто должен искриться жизнелюбием. Что же с ним произошло, что так его изменило? Жизнь, надо полагать.

Делия стояла в центре комнаты и поворачивалась, водя по кругу фонарем. Узкий луч плясал по стенам, рисуя на них узор из света и цвета. Она пропела несколько тактов из вагнеровского «Золота Рейна», и хотя в этой комнате, выложенной керамическими плитками, акустика была далеко не блестящей, возникло интересное эхо. Существовало нечто такое, что роднило ее с Беатриче Маласпиной: любовь к Вагнеру, если верить рисунку в записной книжке.

Ну да ладно, она здесь не затем, чтобы водить фонарем по стенам и думать о Вагнере. Она пришла сюда с другой целью. Вот ее цель — деревянная коробка на столе. Под крышкой обнаружилась вторая — в виде палитры. Делия просунула в отверстие палитры указательный палец и приподняла ее. Под ней находились краски. Судя по виду, нетронутые. Значит, не те, которыми пользовалась хозяйка. Может, она купила эту красивую новую коробку, а потом уехала в Рим, да так и не вернулась к своей башне и краскам?

— Вздор! — произнесла Делия.

Беатриче Маласпина оставила их здесь совсем не случайно. Певица вернула палитру на место, закрыла крышку и, в последний раз проведя фонариком по мозаичным стенам, покинула башню.

— Это вам.

Люциус недоуменно уставился на деревянную коробку, положенную ему на колени.

— Любезность со стороны покойной Беатриче Маласпины, — пояснила Делия и повернулась к Марджори: — Ваши привычки заразительны. Я обнаружила, что разговариваю вслух с хозяйкой, вот только сейчас, в башне.

Джессика и физик встали и подошли к тому месту, где сидел Уайлд.

— Что это? — спросила Мелдон.

— Краски, — пожала плечами Свифт. — Подарок, оставленный Беатриче Маласпиной для Люциуса. Совершенно новые, как я понимаю.

— Да, — подтвердила певица. — Ну же, Люциус, откройте их. Посмотрите, тот ли это тип красок, которым вы пользуетесь.

— Поскольку я уже давно не пользуюсь никакими красками… — начал он, но не смог устоять перед искушением. Открыв коробку, американец приподнял палитру и заглянул под нее — туда, где аккуратными рядами лежали толстые маленькие тюбики.